Энантиосемия как
источник парадоксальности значения.
Проблеме
энантиосемии посвящен целый ряд исследований. В некоторых работах
рассматривается, помимо чисто лингвистического, также и
психолингвистический аспект явления, однако в этом направлении еще
много неясного.
Как известно, под
энантиосемией обычно понимается развитие в слове антонимических
значений, случай, когда одно «тело знака» оказывается в
состоянии выразить два противоположных понятия. Ср. «запустить
мяч» и «запустить дом», «просмотреть
опечатку» и «просмотреть статью», «задуть
свечу» и «задуть домну»; «подозрительный
человек» - тот, кто всех подозревает, и, наоборот, - тот, кого
подозревают, и т. п.
Ясно, что в
большинстве случаев противоположный характер значения диктует и смену
знака на противоположный.
Другими словами, два
значения одного слова в условиях энантиосемии часто различаются в
знаковом отношении. Ср.:
1. -
Дяденька Хрущев, это вы запустили ракету?
- Я,
мальчик.
- А
сельское хозяйство?
- Кто
тебя научил такое говорить?
-
Папа.
-Так
вот, скажи папе, что я умею сажать не только кукурузу…
(анекдот)
Очевидно, что
двусмысленность здесь легко снимается контекстом, и в каждом
конкретном случае речевого употребления энантиосемия как бы
отсутствует, то есть ее эмоциональное влияние (не в ситуации
анекдота) не ощущается говорящими.
Не случайно в
качестве первого примера, иллюстрирующего явление энантиосемии, нами
выбран анекдот. Исследуемый феномен активно эксплуатируется самыми
разными жанрами при производстве комичного. Большое количество
фрагментов, подтверждающих это, содержат произведения С.Д.
Довлатова. Вот некоторые из них:
Томашевский и
Серман гуляли в Крыму. Томашевский рассказывал:
«В
тридцатые годы здесь была кипарисовая аллея. Приехал Сталин. Стал
жить здесь на даче.
Охрана
решила, что за кипарисами могут
спрятаться
диверсанты. Кипарисовую аллею вы-
рубили.
Начали сажать эвкалиптовые деревья. К
сожалению,
они не прижились…»
-
И что же в результате?
Томашевский
ответил:
-
Начали сажать агрономов…
(Довлатов, т. 3,
с.337)
3.
Успенскому дали пять лет в разгар либерализма. А Пикулю –
квартиру
в Риге…
(Довлатов. т. 2,
с. 183)
4. К
Пановой зашел ее лечащий врач – Савелий Дембо. Она
сказала
мужу:
-
Надо, чтобы Дембо выслушал заодно и тебя.
-
Зачем, - отмахнулся Давид Яковлевич, - чего ради? С таким
же
успехом и я могу его выслушать.
Вера
Федоровна миролюбиво предложила:
-
Ну, так и выслушайте друг друга.
(Довлатов, т. 3,
с. 255)
5. Была
такая нашумевшая история. Эмигрант купил
пятиэтажный
дом. Дал объявление, что сдаются квартиры.
Желающих
не оказалось. В результате хозяин
застраховал
этот дом и поджег.
Бахчанян
по этому поводу высказался:
«Когда
дом не сдается, его уничтожают!»
(Довлатов. т. 3,
с. 324)
Видно, что анекдот
(1) и диалог (2) практически идентичны и, скорее всего, даже навеяны
один другим. Во всяком случае, двузнаковость слова «сажать»
не так редка в эксплуатации.
Фрагмент (3)
показывает, что энантиосемия одинаково эффективна как в диалоге, так
и в монологическом высказывании. Другое дело, что иногда
двузнаковость является следствием авторского замысла, и такие случаи
более свойственны монологическому тексту. Двузнаковость же в диалоге
возникает, скорее, не за счет сознательной игры слов, а спонтанно.
Интересно, что в (4) смешение значений является также и результатом
нетрадиционного использования слова «выслушать» (вместо
«послушать»), характерным для речи старой петербуржской
интеллигенции.
Отметим также, что в
(1 – 4) полярность знаков усиливается и подчеркивается
повторным словоупотреблением. Рассмотрение же каждого такого случая
вне пары, вне противопоставления контекстов вообще снимает ощущение
двузнаковости. Тогда отсутствие пары компенсируется сочетаемостью
слова, как, например, в (5). Контекст же в данной ситуации является
вспомогательным средством, помогающим выбрать нужный знак слова,
тогда как сочетаемость заставляет иметь в виду и полярный ему.
Таким образом, в
языке существуют словоупотребления, которые позволяют взглянуть на
энантиосемию под несколько другим углом зрения, увидеть в ней нечто
большее, чем языковой курьез.
Для дальнейшего
анализа необходимо обратиться к некоторым важным теоретическим
предпосылкам самого существования энантиосемии как феномена языка и
мышления. В первую очередь — это оживленно дискутируемый вопрос
о том, обладает ли слово изначальным значением или получает его
исключительно в контексте.
Г.В. Колшанский
утверждает, что не из слов с их значениями складывается высказывание,
а только в рамках высказывания, то есть лишь в контексте слово
получает значение (Цит. по Жельвис 2001:107).
Другие исследователи
подчеркивают, что слово должно функционировать как часть системы
отношений, причем в систему смыслов слова должны входить все
дополнительные значения и стилистические ограничения (Мамонтов,
Шахнарович 1989:97). Человеческое сознание оперирует только системой
значений, а никак не отдельными значениями.
На практике это
означает, что вся система значений в состоянии функционировать
одновременно. Иначе говоря, в конкретном словоупотреблении могут
сосуществовать все элементы системы. Другой вопрос, что пропорции
такого сосуществования могут быть очень разными, и одно из значений
может ощущаться в минимальной степени.
А.Н. Леонтьев
(1978:178) различает сознаваемое обьективное значение и значение для
субъекта. Значение для субъекта он предпочитает называть личностным
смыслом. В нашем исследовании нет необходимости различать эти два
вида значения, поэтому в дальнейшем речь будет идти просто о двух или
нескольких значениях, присущих тому или иному слову, без уточнения
характера значения.
Впрочем, некоторые
лингвисты предпочитают все же говорить о единственности значения
слова в данном контексте. Однако И.Н. Горелов при этом справедливо
оговаривается, что под единственностью значения следует все же
понимать лишь единственность основного значения, что единственность
здесь — не статистическая категория (Горелов 1987:93). Он
приводит в этой связи убедительную цитату из А. Ф. Лосева:
Уже самый простой
разговор одного человека с другим <...> возможен только потому,
что каждое слово и каждый языковой элемент заряжен бесконечным
количеством разного рода смысловых оттенков, и мы даже сами не
замечаем, какое огромное количество этих оттенков выступает в наших
словах, чтобы мог состояться самый обыкновенный разговор (Лосев
1983:141).
Сходным образом Ю.А.
Сорокин представляет слово как «конденсат» индивидуальных
и групповых оценок и отношений, как «память», которая
накапливает сведения о его употреблении; одновременно слово допускает
интерпретацию пусковой установки, «триггера» ценностей и
установок - базовых элементов индивидуального или группового опыта
(Сорокин 1988:8).
Как видим, трудно
говорить об одном, и только одном, значении слова даже в конкретном
тексте; совершенно очевидно, что эмоциональная нагруженность
обеспечивает многозначность слова в любой ситуации, ибо помогает
конденсировать несколько индивидуальных оценок и отношений, служит
способом запуска ряда элементов нашего опыта (ср. также по этому
поводу: Шахнарович, Графова 1987:127). В свете же сказанного следует
согласиться, что энантиосемия представляет собой один из крайних
случаев взаимодействия антонимии и омонимии и что именно в этом
аспекте она возникает как необходимость или возможность приписывания
одной и той же формы двум разным (противоположным) явлениям (Горелов
1987:97).
Но если сказанное
справедливо для языка в целом и для явления энантиосемии в
особенности, то это тем более справедливо для значений слова,
эмоционально нагруженного. Слово приобретает относительную
однозначность только в контексте, который организован в соответствии
с законами вербально-логического мышления. Чувственно-образное
мышление же подразумевает возможность совмещения нескольких значений,
вплоть до прямо противоположных, в одном и том же контексте.
Логическое изложение информации содействует уменьшению энтропии, в то
время как образное постижение мира способствует ее увеличению
(Ротенберг 1980:151, 152,154).
Представляется, что
все слова, потенциально могущие быть понятыми как знаково
противоположные, уже по самой своей природе подразумевают известную
двузнаковость. Отсюда изначальная парадоксальность значения, когда
рядом с очевидным плюсом потенциально соседствует минус, и наоборот.
Таким образом, в
анализируемом в (5) случае лучше говорить не о плюсе,
подсоединяющемся в определенной ситуации к минусу, а о плюсе,
проявляющемся рядом с минусом.
Именно такие случаи
сосуществования двух знаков в одном словоупотреблении и можно считать
разновидностью явления энантиосемии.
Однако,
в таком случае придется значительно увеличить объем энантиосемии,
признав, что соответствующие случаи весьма часты в речи и отнюдь не
могут считаться исключениями. Определение энантиосемии должно тогда
включать не только случаи развития антонимичных значений,
дифференцируемых контекстом, но и такие случаи, когда антонимичные
значения присутствуют в словоупотреблении одновременно.
Литература:
Горелов И.Н.
Вопросы теории речевой деятельности: Психолингвистические
основы искусственного интеллекта. – Таллинн: Валгус, 1987. –
С. 97.
Горелов И.Н.
Энантиосемия как столкновение противоречивых тенденций языкового
развития // Вопросы языкознания. – 1986. - №4. – С. 86 –
94.
Жельвис В. И. Поле
брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах
мира. – М.: Ладомир, 2001. – 349 с.
Леонтьев А.Н.
Деятельность. Сознание. Личность // Избранные психологические
произведения: В 2-х т. – М.: Политиздат, 1978. – Т.2. –
С. 178.
Мамонтов А.С.,
Шахнарович А.М. Лексическая системность и национально –
культурный компонент сопоставления языков в учебных целях // Тезисы
Всесоюзного семинара – совещания «Лингвистика и
преподавание языка». – Кострома, 1989. – С. 96 –
97.
Ротенберг В.С.
Слово и образ: Проблемы контекста // Вопросы философии. –
1980. - №4. – С. 152 – 155.
Сорокин Ю.А.
Психолингвистические аспекты изучения текста. Автореферат дис.
…доктора филол. наук. – М., 1988. – С. 8.
Шахнарович А.М.,
Графова Т.А. Словарные пометы как способ лингвистической
классификации лексики // Теория лингвистических классификаций.
Межвузовский сборник научных трудов МОПИ им. Крупской. – М.,
1987. – С. 121 – 128.
|