ЛИТОТА КАК РЕЗУЛЬТАТ НАРУШЕНИЯ ГРАЙСОВСКИХ КАТЕГОРИЙ КАЧЕСТВА И ОТНОШЕНИЯ (НА ПРИМЕРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА)

Матвеева И. В.

Орёл

Произведения Сергея Довлатова предоставляют богатый материал, позволяющий не только фиксировать большое количество тропов, но и исследовать их природу. Последнее зачастую приводит к неожиданным результатам. Например, литота чаще всего рассматривается в рамках стилистического функционирования отрицания и противопоставляется гиперболе как троп, сообщающий высказыванию не эмфатичность, а, наоборот, подчеркнутую умеренность.

У Г.П. Грайса же литота описывается как результат нарушения первой максимы категории Качества – «Не говори того, что ты считаешь ложным» (Grice 1975: 46, 53)¹. Но можно ли считать литотой намеренное развенчание, разоблачение адресатом мысли говорящего. Мы имеем ввиду только те случаи, когда такое разоблачение не имеет никакого отношения к ко лжи. Т.е., мы в данном случае говорим не об иронии, например:

Лемкус обижался:

- Вы не понимаете, что такое религия. Религия для меня…

- Понимаю, - жестом останавливал его Тарасевич. - Источник заработка.

(Довлатов, т. 3, с. 108)².

То, как Тарасевич заканчивает начатое Лемкусом высказывание, явно преуменьшает возможное его окончание, будь оно сделано самим Лемкусом. Но в данной ситуации объективно не является ложным, что лишает нас возможности рассматривать его как иронию. Скорее всего, это всё же литота, но являющаяся результатом нарушения категории Отношения (Релевантности), приводящая в результате к коммуникативному дискомфорту. Напомним, что категория Релевантности конкретизируется в работе Г. П. Грайса максимой «Не отклоняйся от темы» (Grice 1975: 46).

Таким образом, один и тот же троп, являясь результатом нарушения разных максим, может быть использован с разными коммуникативными намерениями, выполнять разные, даже противоположные, коммуникативные задачи. В случае с литотой это может быть и намерение избежать коммуникативного дискомфорта, и, наоборот, его создать.

Интересно, что зачастую появление литоты интенсифицирует отрицательный компонент значения, делает возможным сопоставить вещи несопоставимые, создаёт эффект «лжи во благо» (но реально таковой не является!) Эта последняя функция литоты очень сближает её с иронией, по крайней мере, с точки зрения производимого ею эффекта и цели использования. Ср.:

У Марианны было запущенное лицо без дефектов и неуловимо плохая фигура.

(Довлатов, т. 1, с. 339).

Конечно, отец выпивал. Пожалуй, не больше, чем другие. Но как–то заметнее.

(Довлатов, т. 2, с. 200).

Книга вышла с одной единственной опечаткой. На обложке было крупно выведено: «ФЕЙХТВАГНЕР».

(Довлатов, т. 3, с. 11).

It is a good car: It goes forward and backward.

(Shibles, Sh. «Contradicting Humor»).

Сходства и различия литоты и иронии были подробно описаны Дж. Личем в книге «Principles of Pragmatics» (Leech 1983: 145, 146).³

Всё вышесказанное никак не согласуется с традиционным отношением к литоте с точки зрения её национальной специфичности (имеется в виду широко распространённое отнесение её к английской традиции).

Ведь в этом случае использование литоты принято объяснять спецификой английского национального характера, отражённого в речевом этикете англичан, стремлением избежать крайностей, во что бы то ни стало сохранить самообладание. Если ограничивать функционирование литоты таким образом, то о намеренном создании с помощью этого тропа коммуникативного дискомфорта не может быть и речи.

Даже конструкции с литотой, содержащие отрицание, и, как принято считать, влияющие на экспрессивность этого отрицания, нельзя, на наш взгляд, связывать с той или иной национальной традицией. Одинаково часто можно встретить конструкции типа «не слишком старался» или «nicht alzu klug», или «it is not unlikely» и в английском, и в русском, и в немецком языках…

Использование таких конструкций свидетельствует лишь о принадлежности людей, их употребляющих, к кругу элементарно воспитанных или вынужденных вести себя вежливо по тем или иным причинам.

В своей книге «Humor Reference Guide: Comprehensive Classification and Analysis» Уоррен Шайблз по этому поводу пишет: «It would turn society upside down if everyone always told the complete truth in every way. In the courtroom, one is not allowed to tell everything, but only to answer the questions asked. And not all evidence, or truth, is even allowed to be considered. If one always tells the truth it may be impolite. We select things to say»⁴.

У С. Довлатова в связи с этим находим иллюстрирующий ситуацию следующий фрагмент:

Для Тихомирова я был чересчур изыскан. Для Мау – безнадёжно вульгарен. Но против Агнии Францевны у меня было сильное оружие – вежливость. А Тихомирова вежливость настораживала. Он знал, что вежливость маскирует пороки.

(Довлатов, т. 2, с. 9).

Конечно, не все случаи литоты могут быть объяснены с точки зрения её отнесённости к феномену вежливости. Объясняя мотивацию использования литоты, Джеффри Лич апеллирует к ещё одному принципу, известному психологам как «Pollyanna Hypothesis». Дж. Лич описывает этот принцип следующим образом: «This states that people will prefer to look on the bright side rather than on the gloomy side of life, thus resembling the optimistic heroine of H. Porter’s novel Pollyanna (1913)» (Leech 1983: 145, 146).⁵.

Об отрицательных конструкциях, содержащих литоту, см. также: G. Leech 1983: 146 – 149.

Часто, особенно в письменных текстах, использование литоты позволяет маскировать инвективу. Причём такая замена табуированного словоупотребления не имеет ничего общего с попыткой эвфемизировать случаи последнего. Обращение к литоте в том месте, где при отсутствии негласной цензуры или при передаче автором речи своих героев в режиме диалога могла бы иметь место и подразумевается инвектива, позволяет вообще не прибегать к каким – либо эквивалентам последней, а задействовать конструкции описательного характера. Ср.:

Я услышал невнятные критические междометия.

(Довлатов, т. 1, с. 328).

Несколько минут Чирков простоял в оцепенении. Затем обхватил свою левую ногу. Вытащил зубами из подмётки гвоздь, который целую неделю язвил его стопу. Нацарапал этим гвоздём около таблички с дядиной фамилией короткое всеобъемлющее ругательство. Потом глубоко вздохнул, сатанински улыбнулся и зашагал неверной дорогой.

(Довлатов, т. 3, с. 232).

По этому поводу см. также: G. Leech 1983: 147 – 149.

Литота фиксируется в диалогах довлатовских героев не только будучи использованной для достижения заданных коммуникативных целей; и такие случаи с натяжкой могут быть рассмотрены в терминах, описывающих феномен литоты. Ср.:

Недавно я заполнял какую-то официальную бумагу. Там была графа «цвет волос». Я автоматически вывел – «браун». В смысле – шатен. А секретарша зачеркнула и переправила на «грей». То есть – седой.

(Довлатов, т. 3, с. 192).

Если и рассматривать данный диалог как содержащий литоту, то такую литоту можно предложить назвать контекстной или ненамеренной. Такое название подчеркивало бы её незапланированность участниками общения. Заранее видеть создаваемый ею комический эффект мог только автор, который лишь зафиксировал уже произошедшее, уже сказанное.